Закат демократии и кризис идеологий

А.Вольф,

"2000" (16-22.12.2005),

16.12.05

По состоянию на 2004 год Украина не имела каких бы то ни было ярко выраженных кризисных либо депрессивных явлений, являющихся если не революционными предпосылками, то хотя бы серьезными основаниями для кардинальной перестройки системы государственного управления и общественных взаимоотношений.

Человечество достигло высшей точки в развитии системы государственного управления "Предвыборная борьба на самом деле — не попытка броситься в крайности, а способ доказать, что только КАНДИДАТ может гарантировать избирателю все желаемое, и одновременно выставить ОППОНЕНТА лжецом, сепаратистом или фанатиком", — такую черту современной демократии подметил руководитель управления инвестициями Всемирной торговой организации Джон Хэнкок.

И хотя говорил он о своей родине — Канаде, эти слова в значительной мере можно отнести и к Украине.

"Кто не хочет увеличения экспорта, низкой инфляции и сбалансированного бюджета? Кто против качественного медицинского обслуживания и социального обеспечения?" — задается риторическими вопросами Хэнкок и развивает свою мысль: "Лозунги могут отличаться, но сегодня все стремятся стать либералами... Понятие "всеобщего блага" сузилось до масштаба обычных тем: больший ВВП, большие доходы, более безопасные улицы, более чистая окружающая среда, более качественное здравоохранение и образование".

И так оно и есть — будь то в Америке или Европе. В итоге, как это хорошо известно украинцам, происходит "битва персоналий", в т. ч. и на парламентских выборах, где партии в большинстве своем — это не более чем "условная метка", по которой определяются "свои" и "чужие", но главная идентификация все равно происходит по лицам.

Как в свое время "Наша Украина" без Ющенко, а БЮТ без Тимошенко немногого стоили, так и сейчас: убрать, скажем, Литвина от Народной партии или Януковича от "регионалов" — и эти политические силы станут слабоузнаваемыми в обществе.

И никакая идеология здесь не поможет, но она при пропорциональных выборах необходима как обязательное условие участия партий в этом состязании, что, впрочем, не исключает формальный подход к данному вопросу в большинстве случаев.

В действительности все украинские политические силы — и правые, и левые, и центристы — декларируют своей конечной целью достижение все того же "всеобщего блага", отличаться может разве что методика, но к ней тоже стоит относиться скорее как к чистой теории, нежели как к руководству к действию.

Практика и опыт (особенно прошлогодних президентских выборов) показывают: всерьез стоит обращать внимание разве что на внешнеполитические предпочтения отечественных партий — словно воплощая собой общенациональный "комплекс неполноценности", все они стараются заручиться зарубежной поддержкой. И опять-таки идеология здесь ни при чем — выбор Запада или Востока в качестве покровителей целиком и полностью зависит от личных предпочтений партийных лидеров.

За исключением этого момента, нехарактерного для традиционных демократий, жители которых преимущественно ориентированы на "внутренний ресурс", во всем остальном проблемы политического выбора и там, и в Украине весьма схожи. А потому в равной степени и к нашему государству можно отнести еще одно высказывание Хэнкока:

"Возможно, проблема не в политиках. Если демократия заключается в том, чтобы иметь правительства, которые мы избираем, то, возможно, проблема в самом избирателе".

Другими словами, большинство должно пенять на себя, если в итоге люди, которым доверена власть, не оправдывают связанных с ними ожиданий. Это очевидно. Но почему происходит так, что избиратель зачастую голосует за политиков, которые оказываются хуже предыдущих государственных руководителей? Канадец так попытался ответить на этот вопрос:

"...причиной является самоудовлетворение. Парадоксально, но избиратели могут позволить себе злиться хотя бы потому, что им не на что злиться. В стране нет войны и депрессии. Нет таких острых проблем, как массовая безработица, финансовый кризис, угроза переворота, которые заставили бы потенциального избирателя принять ту или другую сторону".

Опять обратимся к Украине и последним президентским выборам. Эта мысль может показаться многим спорной, но все-таки наша страна по состоянию на 2004 год не имела каких бы то ни было ярко выраженных кризисных либо депрессивных явлений (ни массовой безработицы, ни войн, ни финансового кризиса и т. п.), являющихся если не революционными предпосылками, то хотя бы серьезными основаниями для кардинальной перестройки системы государственного управления и общественных взаимоотношений. Максимум, что требовалось, — "косметический ремонт".

Да среднестатистический украинец и не голосовал за какие-то идеи по реформированию государственного устройства. Достаточно провести "бытовой соцопрос", поинтересовавшись у десятка-другого знакомых, которые голосовали в прошлом году за Ющенко (т. е. за "новое олицетворение государства" в противовес "олицетворению старому" — Януковичу), чтобы прийти к выводу: выбор в подавляющем большинстве делался по принципу "надоели старые лица — хочется новизны".

И все — никакой идеологии, никаких глубинных размышлений о судьбах и перспективах родины (или если следовать мыслям того же Хэнкока, украинский избиратель подобно своему "канадскому собрату" понял, что "наиболее успешной идеологией является отсутствие идеологии как таковой").

Ожидание "всеобщего блага" — это всего лишь следствие этого выбора, но не первопричина. Хотя по большому счету человеку везде трудно определиться с критериями своих политических предпочтений, это не сугубо украинская проблема.

По мнению Хэнкока, "самой главной опасностью является то, что избиратель обманывает себя. Он действительно ожидает чего-то большего и при этом не в состоянии сформулировать это "что-то".

Опять-таки каждый из нас может задать себе вопрос: "чего я ожидаю от нового президента, правительства, парламента"? И в итоге все сведется к тому же стандартно-банальному набору: большие доходы, высокий личный уровень жизни, качественное и недорогое медицинское обслуживание и образование, чистый воздух и минимум криминала. А это, повторимся, каждый политик и партия нам обещают обеспечить независимо от заявленных ими идеологических предпочтений.

Получается замкнутый круг, выход из которого весьма проблематичен: с одной стороны, в идеале все зависит от избирателя, с другой — ему свойственно ошибаться (плюс слишком высокие, а потому малореальные в плане реализации ожидания от властей тех или иных действий), и он с каждыми выборами все более склоняется к мысли, что от его решений государственные процессы зависят мало.

Причем это касается как государств, не успевших "вкусить" демократии сполна, так и тех, которые демократией "пресытились". При этом вторые при избыточном пессимизме по поводу демократической формы управления (а критических публикаций и исследований на этот счет на Западе все больше) являются дурным примером для первых, которые помнят еще времена "порядка и определенности", когда была хоть "единственная и правильная", но идеология, когда каждый знал, что хоть следующий день будет похожим на предыдущий, но был уверен, что этот день все-таки наступит и т. п.

А что касается права выбора, то принцип его функционирования подходит и для демократии, и для диктатуры — "большинство всегда право". Различие только в форме волеизъявления: диктаторы самолично делегируют себе право высказываться и действовать от имени большинства, при этом нередко ретранслируя и воплощая в жизнь действительные его потребности и чаяния, дабы удержаться во власти. Демократы же смиренно обращаются к большинству с просьбой доверить им власть, но тоже стараются удовлетворить хотя бы толику его потребностей, чтобы им через определенный срок опять доверили "государственный штурвал".

И в том и другом случае нивелируется понятие "я" — доминирует "мы" как выражение права на власть. И чем сильнее пропаганда коллективизма в демократическом обществе (а это сегодня очевидно и называется "корпоративным" либо "командным" духом), тем больше угроза превращения его в диктатуру, пускай даже не индивидуальную, а коллективную.

Можно возразить, что демократия обезопасила себя от подобной тенденции противовесом в виде оппозиции, представляющей интересы меньшинства, но этот аргумент действует отнюдь не всегда.

Многие ли могут идентифицировать политическую оппозицию, скажем, в США? Да и в Великобритании, Франции, Германии это понятие давно уже формализовано и означает всего лишь политические силы, находящиеся не у власти.

Что не делает их автоматически выразителями настроений меньшинства. Просто в какой-то момент "действующему большинству" надоедает власть старая, и оно отдает предпочтение все тем же "новым лицам", а меньшинство опять не у дел.

Джон Хэнкок считает, что демократию от этой двузначности и возможного кризиса может спасти понимание "сознательным избирателем" того, что "ни одно правительство не может удовлетворить всех людей одновременно".

Однако уповать на индивидуальную сознательность там, где речь идет о коллективном выборе, — тоже своего рода парадокс.

Ситуация выглядит тупиковой, и таковой она, наверное, есть — человечество, похоже, уже не способно придумать что-то новое в системе государственного управления.

И если считать демократию здесь высшей точкой, то по логике вещей кривая графика после некоторой стабильности должна пойти вниз, возвращаясь к авторитарным моделям общественно-политических взаимоотношений...